Не хотите ли подбавить рому?

(Бэла)

 

— Не хотите ли подбавить рому? — сказал я своему собеседнику, — у меня есть белый из Тифлиса; теперь холодно.
— Нет-с, благодарствуйте, не пью.
— Что так?
— Да так. Я дал себе заклятье. Когда я был еще подпоручиком, раз, знаете, мы подгуляли между собой, а ночью сделалась тревога; вот мы и вышли перед фрунт навеселе, да уж и досталось нам, как Алексей Петрович узнал: не дай Господи, как он рассердился! чутьчуть не отдал под суд.

 

Оно и точно: другой раз целый год живешь, никого не видишь, да как тут еще водка — пропадший человек!

 

Услышав это, я почти потерял надежду.

 

— Да вот хоть черкесы, — продолжал он, — как напьются бузы на свадьбе или на похоронах, так и пошла рубка. Я раз насилу ноги унёс, а еще у мирнова князя был в гостях.
— Как же это случилось?

 

— Вот (он набил трубку, затянулся и начал рассказывать), вот изволите видеть, я тогда стоял в крепости за Тереком с ротой — этому скоро пять лет.

 

Раз, осенью пришёл транспорт с провиантом; в транспорте был офицер, молодой человек лет двадцати пяти.

 

Он явился ко мне в полной форме и объявил, что ему велено остаться у меня в крепости. Он был такой тоненький, беленький, на нём мундир был такой новенький, что я тотчас догадался, что он на Кавказе у нас недавно.

 

«Вы, верно, — спросил я его, — переведены сюда из России?»

— «Точно так, господин штабс-капитан», — отвечал он.

Я взял его за руку и сказал:

«Очень рад, очень рад. Вам будет немножко скучно... ну да мы с вами будем жить по-приятельски... Да, пожалуйста, зовите меня просто Максим Максимыч, и, пожалуйста, — к чему эта полная форма? приходите ко мне всегда в фуражке».

 

Ему отвели квартиру, и он поселился в крепости.

 

— А как его звали? — спросил я Максима Максимыча.
— Его звали... Григорием Александровичем Печориным.

 

Славный был малый, смею вас уверить; только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут — а ему ничего.

 

А другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнёт, уверяет, что простудился; ставнем стукнет, он вздрогнет и побледнеет; а при мне ходил на кабана один на один; бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнет рассказывать, так животики надорвёшь со смеха...

Да-с, с большими был странностями, и, должно быть, богатый человек: сколько у него было разных дорогих вещиц!..

 



 

Дальше

 

 

 
   
  Основная картинка Рисованная картинка